Томек с удивлением посмотрел на догадливого друга, а потом на Хантера, который ответил просто:

– А вы, который так хорошо знает обычаи африканских негров, не подумали о том же?

Смуга с усилием приподнялся на койке. Достал из кармана трубку, набил ее табаком, закурил, потом ответил:

– Вероятно, острие ножа было отравлено. Со вчерашнего дня я в этом уверен.

– И ты об этом говоришь спокойно? – возмутился Вильмовский. – Я не ожидал от тебя такого легкомыслия.

– Не сердись, Андрей, и не считай меня легкомысленным, – ответил Смуга. – Я спокоен, потому что все это обдумал и пришел к выводу, что нет особых причин для тревоги. Ведь если бы это был быстродействующий яд, меня бы ничто не спасло. Правда, рана болит и я чувствую слабость в руке, но я уверен, что благодаря обильному кровотечению не весь яд попал в кровь. Чаще всего так и бывает при ножевых ранениях. В этом я кое-что понимаю. Бывает хуже, если в теле останется наконечник отравленной стрелы.

– Вы и в самом деле считаете, что вам не угрожает опасность? – воскликнул Томек, пожимая Смуге руку.

– Можешь быть уверен, что я совсем не стремлюсь в страну вечной охоты [45] . Ведь я должен поймать окапи, чтобы убедить Хантера в существовании этого животного. Кроме того, европейский врач мне, пожалуй, не поможет. Вот местный шаман, вероятно, дал бы мне хорошо действующее противоядие. Шаманы знакомы с тайнами африканских ядов.

– В таком случае мы должны возможно скорее добраться до двора кабаки Буганды. Уж кто-кто, а такой царек должен иметь в своем окружении лучших шаманов, – закричал Томек.

– Я думаю, что кабака Буганды цивилизованный человек и не верит в силу шаманов, – заметил Вильмовский.

– Нет сомнения, что кабака уже перестал быть дикарем, но так или иначе при его дворе и сейчас довольно много шаманов, – сказал Хантер.Ведь искоренить суеверия у туземцев не так легко. Хорошо было бы узнать, какие яды употребляют кавирондо. Жаль, что убийца не потерял свой нож во время борьбы.

– Разве это повлияло бы на состояние больного? – с сомнением спросил Томек.

– Такой нож нам помог бы, – ответил Хантер. В большинстве случаев у этих ножей на конце лезвия есть углубление, куда попадает яд, находящийся на дне плотных ножен. Человек, знакомый с местными ядами, изучив содержимое углубления, легко установил бы вид яда. Однако нечего терять время на пустые разговоры. Давайте лучше подумаем, что нам делать без носильщиков?

– Но ведь это совсем безнадежное положение, – сказал Томек с таким тревожным выражением на лице, что присутствующие принялись его утешать.

– Дела обстоят не так уж плохо. Некоторые путешественники попадали иногда в худшее положение, – сказал Вильмовский.

– Ты хочешь сказать, папа, что не нас одних бросали в пути носильщики?

– Именно это я и хотел сказать. Я уже говорил вам о польском путешественнике Рехмане. Так вот, во время одной из его экспедиций в южной Африке он решил исследовать реку Лимпопо. Его пытались отговорить от экспедиции в летнее время, имея в виду нездоровый климат той местности, но Рехман, не обращая внимания на предостережения, нанял проводника, подыскал нескольких носильщиков и отправился в путь. Вскоре носильщики стали устраивать Рехману различные фокусы. То они задерживали марш, притворяясь усталыми, то разбивали лагерь, где им нравилось, то требовали от путешественника добавочного вознаграждения и, в конце концов, отказались идти во время дождя. Однажды, после сильной грозы, проводник и два носильщика исчезли, прихватив с собой часть вещей Рехмана. Потом с каждого постоя разбегались и другие носильщики, унося с собой часть багажа.

До Лимпопо оставалось всего десять дней пути, но к этому времени у Рехмана было только три носильщика. Вскоре и они бежали. Рехман очутился один в безлюдной пустыне с нездоровым климатом, где обитали лишь дикие животные.

– Что же предпринял в таком положении Рехман? – нетерпеливо спросил Томек, с любопытством ожидая исхода приключения, столь похожего на их собственное.

– Рехман уселся на камень и призадумался над тем, что ему делать. Ему уже были известны случаи, когда носильщики бросали путешественников. Такая судьба постигла, например, немецкого исследователя Карла Мауха, который во время экспедиции по Трансваалю был ограблен и покинут своими людьми. Но тогда Маух находился в довольно плотно заселенной местности; ему посчастливилось нанять других носильщиков, и с ними он закончил экспедицию. Другой немецкий путешественник, Эдуард Мор, во время экспедиции к берегам Замбези был оставлен носильщиками на расстоянии трех дней пути от водопадов королевы Виктории. Знаменитый охотник спрятал все свои вещи в джунглях, взял ружье с патронами и пошел по пути, проторенному Ливингстоном.

Рехман не был охотником и не мог рассчитывать на чью-либо помощь в безлюдной пустыне. Дожди, словно сжалившись над ним, перестали идти. Поэтому Рехман решил в течение нескольких дней собирать вблизи своей стоянки растения. Но вскоре ливни возобновились. Рехман заболел малярией. Несмотря на слабость, он, воспользовавшись перерывом между двумя припадками болезни, захватил с собой немного продовольствия, одеяло, коробку с ботанической коллекцией и пешком направился в обратный путь. После двух дней тяжелого пути ему удалось добраться до какого-то поселка.

– Это было и в самом деле опасное приключение, – признал Томек. – Я теперь вижу, что наше положение значительно лучше. Нас несколько человек, причем достаточно взобраться на эту гору, у подножия которой мы разбили наш лагерь, чтобы убедиться, нет ли вблизи негритянской деревушки.

– Великолепная идея! – воскликнул боцман.

– Ведь вы не любите взбираться на горы!

– Нужда заставит и не то делать. Вот только глотну немного рома для подкрепления сил – и пойдем!

– Хорошо, идите на разведку вдвоем, – согласился Вильмовский.Возьмите с собой оружие и подзорную трубу. Будьте осторожны.

– Не бойся за нас, папа. Мы быстро взойдем на вершину горы и вернемся с хорошими вестями. Динго, к ноге!

Боцман и Томек, с бегущей впереди собакой, исчезли в зарослях, окружающих гору. Некоторое время они бродили вдоль ее подножия, пытаясь найти подход к вершине. Там, где они разбили лагерь, гора спускалась почти отвесной стеной, на верху которой торчали крупные обломки скал. Предположения наших друзей оправдались. С востока склон горы террасами подходил к самой вершине. В молчании они поднимались с одной террасы на другую, пока не напали на протоптанную дикими животными тропинку среди деревьев. Динго тут же побежал по тропинке, принюхиваясь к следам.

– Ого, Динго почувствовал дичь, – заметил Томек.

– Возьми-ка его лучше на поводок, а то он готов снова поднять в кустах какое-нибудь африканское диво, – посоветовал боцман. – Если на эту узкую тропинку выскочит крупный зверь, нам негде будет даже укрыться. Динго, к ноге!

Собака неохотно подчинилась приказу. Томек взял ее на поводок, и они снова пошли вверх. В нескольких десятках метров от плоско срезанной вершины лес кончался. Тропинка вела через карликовые колючие кусты и пропадала между обломками скал, громоздящимися на вершине.

Когда боцман и Томек уже выходили из кустов, Динго вдруг остановился, прислушиваясь. Шерсть на его спине вздыбилась. Пес глухо заворчал, оскалив зубы. Томек и боцман удивленно остановились.

– В чем дело? – шепнул боцман, хватаясь за рукоятку револьвера в кармане.

– По-видимому, Динго заметил что-то подозрительное, – шепотом ответил Томек. – Вероятно, среди скал скрывается животное.

– Не говори глупостей, браток, – возразил боцман. – Какая глупая скотина захотела бы скрываться среди голых скал?

– Может быть, горные козы? Но посмотрите, Динго ведет себя не так, как при встрече с дичью!

Собака посмотрела умными глазами на охотников и, повернув голову, грозно обнажила острые клыки.

– Динго предупреждает нас об опасности, – шепнул Томек.